Ехала я с опаской. Опасения были разного свойства. И чисто физические: БТРы агрессивного соседа "отчего-то" стояли под Херсоном, в Крыму нагличали "непонятного" происхождения "зеленые человечки". Художественные опасения тоже были. Хотя я знаю труппу театра, она в хорошей творческой форме, но спектакль "к дате"... Столько их было, формально-правильных, идеологически выверенных и нестерпимо скучных в советское время, что, казалось, жанр скомпрометирован навсегда.
Я увидела динамичный, насыщенный, необычный спектакль. В котором отдельные приемы – яркие, отдельные актерские работы – выразительные, и еще много чего по отдельности вспоминаешь потом, после спектакля. А на спектакле погружаешься в атмосферу, которую все вместе и создают эти разнообразные выразительные средства, и в которой дышит, смеется и плачет, и рвется к нам, в наши уши и души, слово великого Кобзаря. В спектакле нет ничего публицистического, но чуть не каждое слово Шевченко, звучащее со сцены, оказалось так современно, что становится страшно... И ведь всё же это мы наизусть знаем, и ведь еще вчера оно казалось нам таким далеким, давним, не про нас... Театр ничего не педалирует, не нажимает, не вдалбливает: он создал атмосферу, в которой отчетливо слышно обращенное к нам слово...
"Дни Тараса"
Жанр: дума о поэте
Режиссер-постановщик, художник-постановщик – Николай Кравченко
Композитор – Роман Грынькив (Киев)
Художник по костюмам – Юлия Молчанова
Балетмейстер – Елена Лысенко
Тарас в черном – Андрей Жила
Тарас в белом – Максим Шипин
Состав оркестра:
бандура – Роман Грынькив
скрипки – Ольга Кухаренко и Тамара Сивцова
альт – Галина Арапова-Собковская
виолончель – Анна Годза
Вот снимки, которые я сделала на спектакле. Можно дать и подписи, но фотографии выразительны сами по себе и, по-моему, в пояснениях нет нужды. Несколько снимков одного эпизода дают некоторое представление о динамичности спектакля.
Очень эффектный прием - когда рисунок появляется на наших глазах. Но его эффектность осознаешь уже постфактум, в спектакле она не солирует, а лишь добавляет к общей выразительности сцены:
Сольные и дуэтные сцены сменяются групповыми. Многоцветье костюмов, разнообразие пластики:
Еще один эффектный прием - театр теней:
После спектакля мы говорили с автором идеи, сценаристом и постановщиком спектакля "Дни Тараса" Николаем Кравченко.
? - Николай Антонович, меня тронул Ваш спектакль. Он трепетный и тревожный, и так совпадает с тем, что мы ощущаем сейчас в обычной жизни... Спасибо.
А вопрос такой. Жанр "датского" спектакля был настолько дискредитирован в советское время, что когда сейчас ставятся спектакли "к дате", всегда с опаской к этому подходишь. Когда Вы принимались за этот проект, у Вас была опаска в связи с его приуроченностью к дате?
Николай Кравченко:
- Честно говоря, я не думал об этом. Возможно, потому, что материал такой. Ведь чуть ли не вся поэзия Шевченко – хрестоматийный материал, читанный-перечитанный, ученный-переученный – и все-таки не выученный... Все знают, что существует такое явление, но и только, воспринимают его в лучшем случае в общем, не вдумывались, не вчувствывались даже в то немногое, что помним наизусть. Поэтому все разговоры о любви к украинской классике, особенно сейчас, когда идет становление государственности, поиск самоидентификации, поверхностны, это мода. От моды нам и хотелось уйти, попытаться осмыслить поэзию Шевченко с точки зрения сегодняшнего дня. Хотя то, чтобы наши сценические размышления так остро рифмовались с реальностью, – это изначально не предполагалось, не планировалось. Так было и с финалом спектакля.
Это уже традиция – что постановки, литературные композиции по поэзии Шевченко обычно заканчиваются "Заповiтом". У нас он тоже звучит в финале, но заканчивается спектакль не им, а другим знаменитым стихотворением "І мертвим, і живим...". Меня все спрашивали, почему.
? - Еще бы! Дело не только в как бы нелогичности хода (ведь "Заповiт" и написан после "Послания", и по смыслу имеет значение "точки"), но и в том, что "Послание" в качестве коды спектакля, поразительно совпало с событиями в Украине, которых еще совсем недавно, еще месяц назад никто и предположить не мог. А спектакль-то задумывался и работа началась гораздо раньше...
- Да. Мы начали работу осенью прошлого года, в октябре-ноябре. Премьера спектакля состоялась 18 февраля.
? - То есть не только до российской агрессии, но и до кровавых событий 19 февраля. Так что это безусловное художническое предвидение – такой финал...
Доборолась Україна
До самого краю.
...
Обніміться ж, брати мої,
Молю вас, благаю!
Это невозможно без слез читать и слушать сейчас, в эту лихую годину... И зал плакал, и у Андрея Жилы, читавшего эти строки, ком в горле стоял... В феврале, на премьере, я уверена, звучало это по-другому, чем сейчас. Ведь тогда у нас было ощущение, что вот-вот, еще чуть-чуть – и мы победим и перестанем бездельничать, и начнем наконец строить – делать то, чего не делали все годы независимости. А сейчас мы победили, и оказалось, что нам не строить надо, а защищать себя и Украину, чтоб не исчезнуть... И "Послание" Шевченко, которое в середине февраля нам казалось таким актуальным, оказалось еще актуальнее. Только художническое предчувствие болевых точек времени могло подсказать этот ход.
- Не хочу придумывать задним числом, говорить о предчувствии. Я не знаю, почему решил закончить спектакль "Посланием", а не "Заповiтом". Мне тогда, осенью, просто показалось, что "I мертвим, i живим..." сейчас не то что актуальнее, а нужнее нам всем. А вон оно как совпало... А тогда мне просто хотелось закончить именно так, и чтобы "Послание" звучало на фоне скрипочки, одинокого, пронзительно-тонкого голоса, который практически никто не слышит. Мы ведь всё это знаем, разве нет? Знаем, но не слышим, не видим, у нас атрофированы органы чувств. Мы куда-то идем, кто-то кем-то руководит, у людей появляется озлобленность, ненависть друг к другу, которые закладывают основы жизни на ближайшие полсотни лет. И вот хотелось, чтобы люди в зале услышали эту одинокую скрипку, почувствовали – что-то не то происходит... Может быть, кто-то воспринял текст, звучащий со сцены, впрямую, а другие – в комплексе ощущений, посредством какого-то образа, метафоры.
? - В спектакле их много, постановка многослойная: драматический актерский пласт, хореографическая линия, сценография, видеоряд, музыка...
- Не всё из задуманного получилось с технической точки зрения. Визуальный ряд мне виделся во многом по-другому. Помните, есть эпизод, когда краски текут по экрану, Андрей Жила не рассказывал Вам о нем?
? - Он сказал, что это здесь, в театре, было сделано.
- Да. Мне нужно было видео, где бы перемешивались краски, и чтобы кисть рисовала что-то... Ребята искали две недели и не нашли. Тогда я пошел на базар, купил белую, черную и красную краску, нашли мы кусок стекла, взяли камеру, и стали снимать: всё, что течет, – это всё мы делали здесь, во дворе театра.
А началась работа над спектаклем со сценария. Я его написал в начале осени, и в октябре мы уже работали с композитором, киевлянином Романом Гринькивым. Мы сразу нашли общий язык, и если бы не Роман написал музыку, если бы мы каждый день не общались, это был бы другой спектакль. Мы с ним читали текст – что здесь происходит, какое настроение, что здесь будет звучать, как это будет созвучно с визуальным рядом, с актером, какая в эпизоде динамика.
И еще важный момент, без которого спектакль не состоялся бы. Я благодарен коллективу нашего театра, что они поняли меня и поддержали. Я им сказал: только не спрашивайте меня, что мы будем делать, потому что я чувствую, что нужно, вижу, но объяснить словами пока не могу. Я не могу сказать: вот здесь надо обидеться, здесь – задуматься, и так далее. То есть стандартные приемы создания роли для этого спектакля не подходили, и это, конечно, осложняло работу. Но актеры поверили и работали с полной отдачей.
? - Как Вам пришла идея живой музыки в спектакле и пригласить как композитора и исполнителя Романа Гринькива? Вы с ним работали раньше?
- Мы познакомились этой осенью – он приезжал в Николаев. Он пригласил меня в Киев, и я слушал его в Центре Курбаса. А потом начал ему рассказывать свою идею – что хочу сделать спектакль, в котором будут два Шевченко, две его грани, хотя, конечно, он многогранен. Хотелось не просто еще раз прочесть со сцены стихи Кобзаря, а самим почувствовать и дать зрителю в зале ощущение, что его стихи кровоточат. "Кровью писал" – расхожее выражение, штамп, но очень точно подходит к поэзии Шевченко. Вот это ощущение кровоточащей раны нам хотелось передать в спектакле.
У нас два Тараса – в черном и в белом, две ипостаси образа. Он по-разному относится к Богу, к окружающей жизни, к власти. Он полярен, внутренне дисгармоничен, как, собственно, любой творческий человек. Ведь потому он и пытается что-то сделать, творить, что у него внутри есть некая болевая точка. Неслучайно у многих людей всплеск творчества происходил после перенесенной трагедии, когда жизнь выбивала из колеи...
? - Есть противоречие, конфликт – есть движение...
- И вот тогда возникает эта острота, эта боль, она воплощается в творчестве, и люди эту боль чувствуют.
Вот нам и хотелось понять, что же происходило, с этим человеком, что в нем боролось.
И еще одна причина многослойности спектакля – в зрителе. В театр приходят разные люди, и в этой многослойности, в которую погружен стих Шевченко в нашей постановке, каждый из сидящих в зале найдет то, что ближе ему: кто – музыку, кто – визуальный ряд или пластический номер, который назвать танцем... И это будет той связующей нитью со словом Шевченко, которую нам хотелось протянуть к душе каждого зрителя.
? - В спектакле используется множество разных приемов, разнообразные средства выразительности, но сами по себе приемы известны, чувствуется, что у постановочной группы не было задачи удивить зрителя чем-то формально или концептуально новым. Но привлекательно, что в спектакле всё это работает вместе, и ты не замечаешь каждый прием в отдельности, а ощущаешь атмосферу, живое движение спектакля, когда отдельный прием не выделяется из сценического действия, хотя он сам по себе и выразительный. Неслучайно, когда Андрей Жила спросил, какое впечатление на меня произвела музыка, я сперва не нашлась что ответить. Потом, конечно, слова нашлись: музыка создает атмосферу, воздух спектакля.
- Роман очень много работал. Всё много раз переписывалось. Я ему – "Давай, давай!" – "Зачекай, ще трошки, у мене ще не готово, дописую". У меня уже репетиция начинается, а вiн дописує. :) Он присутствовал на репетициях, видел, что я хочу, что у нас получается, и какие-то вещи менял на ходу, потому что сочиненное им до того, как он считал, не подходило тому, что выстраивалось на сцене. Это тот идеальный вариант сотрудничества с сопостановщиками, о котором мечтает каждый режиссер: когда все делается в процессе рождения спектакля, а не – вот я тебе принес и делай с этим что хочешь. Мы с Гринькивым обсуждали эпизоды, какая музыка, какое настроение где нужно, потом он писал музыку, отдавал балетмейстеру, которого мы ориентировали тоже "настроенчески", образно, примерно так: здесь должен быть не танец, не пантомима, а как будто ветерок прошелестел по листве.
? - В спектакле интересно работает исполнитель главной роли, "черного" Тараса, Андрей Жила...
- Он недавно в театре, буквально несколько месяцев, и хорошо вписался в работу театра. До этого работал в Черкассах. Он владеет методикой, грамотный актер, опытный актер. Он окончил театральное училище, а там люди получают основы. Он учился в Днепропетровском театральном училище у хорошего педагога, Виталия Ковалевского.
? - Обычно спектаклю, который тронул душу, желают долгой жизни. Это этот случай особенный. Я желаю и Вам, и всем нам, людям Украины, чтобы этот спектакль как можно скорее устарел. Потому что когда он устареет, это будет означать, что жизнь наша успокаивается, входит в нормальное русло.
- Спасибо. Я обеими руками за.
? - Этот спектакль уже нельзя будет играть в спокойной стране так, как сейчас, он уже не будет так звучать. Он создан в трагическое время. Поэтому же я бы очень хотела, чтобы именно сейчас сделали его профессиональную видеозапись – чтобы, насколько это возможно, сохранить в записи его сегодняшний настрой. Это свидетельство театра о времени, о трагическом моменте истории нашей страны. И напоминание нам всем, что если ничего не делать, то ничего и не получится.
- Сейчас очень тревожное время, в том числе и внутренне, психологически. С нынешними событиями столько злобы закладывается в общественное сознание, что могут обесцениваться доброта, человеколюбие, понимание, сочувствие, терпимость...
? - Но у нас есть театр, на который мы надеемся, и который, мы надеемся, будет держать, сохранять истинные ценности...
- Еще совсем недавно нам, чего уж греха таить, казалось, что Шевченко устарел, что всё это уже так нафталином пропахло... А теперь оказалось, что мы плохо его читали и сейчас имеем то, что имеем. Мазепа триста лет назад писал:
Всі Покою щиро прагнуть
Та не в єден гуж всі тягнуть
Той направо, той наліво а все браття, то-то диво.
Не маш любви, не маш згоди,
Од Жовтої взявши води,
През незгоди всі пропали – самі себе звоювали.
Вот, триста лет назад написано, а что изменилось?.. А мы и не подозревали еще полгода назад, что это о нас.
? - Николай Антонович, на что Вы надеетесь? Что бы Вы хотели себе, нам, стране?
- Чтобы ушли злоба, агрессия. Чтоб мы вернулись к тому уровню и качеству человеческих отношений, которые были у нас еще лет 10-15 назад. Но чтобы вместе с тем мы изменились, чтобы не вернулись пассивность, безразличие. И чтобы появилась у нас общенациональная идея, то, что объединит всех нас, людей разных национальностей, верований, вкусов, в украинский народ. Чтобы появился у нас наконец настоящий лидер. Люди у нас хорошие – талантливые, работящие, душевные, земля у нас хорошая. Всё есть для нормальной жизни. Ее я и желаю всем нам.
Поэт и его далекие потомки:
